В больнице у Шлосберга

• Статьи

2 сентября 2014

Максим ФЕДОРОВ, Псков, специально для «Кашина».

«Мне желательно было целым убраться, тут нехорошая атмосфера в городе», — написал недавно из вагона поезда «Псков – Москва» мой давний друг. Из корреспондентов крупных СМИ он последним смог навестить погост в Выбутах и вместе с фотографом зафиксировал отсутствие на свежих могилах табличек с именами погибших десантников. В тот же день кладбище в окрестностях Пскова было взято под круглосуточную охрану – здесь выставили пост из крепких людей в штатском. В разговорах с местными они не скрывали своей принадлежности к десантно-штурмовой дивизии, и даже смена караула проводилась по всем армейским нормам каждые несколько часов. Что теперь происходит за кладбищенской оградой, были ли там новые захоронения – неизвестно.

Но мне казалось, что, прожив несколько лет в Пскове, я неплохо знаю город – неспешный и почти по-курортному благодушный. В общем, я с трудом представлял себе «нехорошую атмосферу». И потому сообщение псковских друзей о нападении на областного депутата, издателя «Псковской губернии» Льва Шлосберга меня откровенно прибило – я понял, что надо сорваться во Псков и хотя бы просто навестить Льва.

Ранним утром в субботу я входил в корпус областной больницы. Местные новости, вычитанные по пути из Петербурга, сулили какую-то охрану, но в холле не оказалось даже вахтера. Справочного бюро не было тоже, только в небольшом гардеробе женщина раскладывала на стойке синие комочки бахил.

- Как мне узнать, куда к вам доставили пациента? – спрашиваю у нее.

- А вы кого ищете? – переспросила женщина, оглядывая меня с ног до головы. – Ночью привезли?

Я молча кивнул.

- Шлосьберга? – называя фамилию с мягким «с» и почему-то понизив голос до шёпота, догадалась гардеробщица.

Женщина суетливо принялась меня опекать. Выдала бахилы и сняла с вешалки девчачий белый халатик. «Просто накиньте сверху – в нейрохирургию посетителям без него нельзя».

В отделении на втором этаже полно пациентов. Больница – флагман регионального здравоохранения – являет собой довольно жалкое зрелище. Отваливающиеся бледно-голубые обои, прямо посреди зальчика у сестринского поста стоит койка с пациентом, которому, похоже, не нашлось места в палатах.

Никакой охраны нет и здесь. Под сонными взглядами пациентов и медсестер я прохожу всё отделение насквозь и возвращаюсь с вопросом к разбирающей бумаги девушке. «Персональная» палата, в которой я нахожу Шлосберга – комнатка метров в семь с тронутым ржавчиной советским холодильником и панелькой телевизора – это, вероятно, больничный люкс. Огромное окно выходит в сторону реки Великой, но Лев, судя по всему, не скоро полюбуется открывающейся перспективой. Лицо его сильно отекло, голова разбита. Я осторожно пожимаю протянутую руку и замечаю, что кисть опухла, а на локте разливается чернотой синяк.

Прежде чем я успеваю задать первый вопрос, Лев торопливо начинает делиться последними новостями. Говорит он тихо, с усилием и не вполне разборчиво, но по возможности я стараюсь не переспрашивать.

- Я получил совершенно уникальный материал, — рассказывает Шлосберг, и я понимаю, что для него это гораздо важнее, чем обстоятельства ночного нападения. Все дни, после похорон в Выбутах, он посвятил расследованию истории отправленных на войну псковских десантников. И теперь, по его словам, имеет самые убедительные доказательства, что та самая 1-я рота, в составе которой находился погребенный Леонид Кичаткин, уничтожена практически полностью.

Лев излагает недолгий путь этой роты. Размещение в Таганроге, переброска через границу, нападение на украинский блок-пост, на котором десантники не оставили в живых никого, уничтожение группы танков… «Просто шли и сметали всё на своём пути», — говорит Лев. А затем подразделение, обнаружившее себя в боевых контактах, было накрыто массированным огнём под Георгиевкой. «Из всей роты живыми и ранеными остались около десяти человек, все остальные погибли», — рассказывает Шлосберг.

В подтверждение подлинности этой истории у него есть действительно уникальный материал, подробности которого я раскрыть не могу. Именно готовящуюся публикацию, которую «Псковская губерния» планирует выпустить в ближайшем номере, Лев хотел обсудить с журналистом газеты Алексеем Семёновым на той встрече, что накануне назначил в десять вечера у остановки на Октябрьском проспекте.

- Алексей совершенно не в курсе, этот материал был только у меня, и я хотел посоветоваться, как нам правильно его подать, — говорит Лев Шлосберг.

Главная проблема – максимально точно изложить все детали, не оставив зацепок, выводящих непосредственно на источники информации. Для этих людей, уверен Лев, публикация правды о погибшей роте представляет наибольшую опасность, в том числе – прямую угрозу жизни.

Я спрашиваю, мог ли этот материал стать поводом для нападения, но Шлосберг такую вероятность отрицает. Об этом еще не знает вообще никто, а оснований «наказать» депутата и журналиста было и без того достаточно.

- После статей о закрытых похоронах десантников люди ко мне потянулись, поверили, — говорит Лев. – Они начинают понимать последствия, понимать, куда их загоняют. Первую тысячу человек отправили 15-16 августа, вторую собирали на прошлой неделе, и они должны были уйти 29 августа. И я знаю, что поставлена задача собрать третью тысячу бойцов, но с этим уже начинаются проблемы – люди не хотят вот так погибать.

Молчание семей, в которых погибли или ранены псковские военные – это один из главных вопросов, который волнует всех. Лев рассказывает об одном бойце, лежащем сейчас в Ростове с тяжелым ранением: «Его мать пишет на своей страничке, какие «журналюги сволочи», «всё это придумано», а её сын «жив-здоров». При этом он с чудовищной кровопотерей в госпитале, у него ампутирована нога. Я не исключаю, что в соцсетях доступ к этим аккаунтам – матерей, жён – просто приказом отдали в чужие руки и велели забыть».

- Наши десантники отправлены совершать преступления на территории другого государства. А знаешь, что им пишут в свидетельстве о смерти? «Взрыв бытового газа», «инфаркт», «инсульт». Там, где должно быть указано место смерти – прочерк. Формально по таким документам семье невозможно получить никаких пособий и льгот, — объясняет Шлосберг молчание родственников.

Кому-то из них обещают погасить военную ипотеку, кому-то – выплатить деньгами. Гарантий и законных оснований для этого, впрочем, нет никаких, и люди вынуждены молчать, надеясь получить от командования хоть что-то. Говорить напрямую сейчас решаются только те, кто еще не нашел своих родных в списках погибших и раненых.

События предыдущего вечера Лев вспоминает с трудом, преодолевая частичную амнезию. «Знаешь, меня «пасли» уже все последние дни, и дело не в том эпизоде на похоронах», — говорит он. В начале недели, на кладбище в Выбутах, на разговаривавшего с распорядителем похорон Шлосберга бросился, как он говорит, «совершенно невменяемый» (скорее всего, уже сильно пьяный) майор – с разбегу в несколько шагов тот ударил депутата в грудь. Но там конфликт погасили сами же офицеры, оттащив бесновавшегося коллегу.

Лев рассказывает, что в четверг, выходя с женой из офиса (редакция «Псковской губернии» и депутатская приемная находятся в одном помещении), он увидел на стоянке подозрительную машину с людьми. Дело было около часу ночи, и бывает, что соседи из городской прокуратуры тоже засиживаются на работе допоздна. Но в эту ночь там уже никого не было, и припаркованная машина выглядела совершенно неуместно. Тогда Лев вызвал такси, и на нем они с женой добрались домой.

Пятничным вечером, как говорит Шлосберг, у него «просто отключилась безопасность». «Был голодный, усталый, целый день проработал в офисе. Жена заступила на ночную смену в городскую больницу. В обшем, всё одно к одному. Конечно, надо было попросить кого-нибудь дойти со мной. Думаю, что в таком случае они не решились бы напасть, — предполагает Лев. – Для них свидетели очень опасны, а убивать свидетелей они, как мне кажется, пока не готовы. Хотя… кто их знает».

В палату входит медсестра. Она делает уколы и ставит капельницу с антибиотиками. Лев говорит, что такой же капельницей его фактически вернули в сознание, и он еще ночью смог дать первые показания следователям.

- Когда спросили мою версию, я сказал, что это реакция на мои выступления по ситуации с гибелью военнослужащих.

- А вот Олег Кашин обращает внимание на схожесть обстоятельств – пятница, вечер, СМИ в расслабленном состоянии накануне выходных – с тем, как было совершено нападение на него, — вспоминаю я увиденный в фейсбуке комментарий.

- Да, вторая версия – это администрация Псковской области. Но, понимаешь, нужно быть конченным идиотом (хотя я и не исключаю, что там такие есть), чтобы за две недели до выборов губернатора устроить такую акцию в отношении кандидата, которого сами же не допустили на выборы. Если это окажется так, то тут мы сталкиваемся с совершенной клиникой.

Позже, по пути в центр города, я слышу со стороны стадиона «Металлист» здравицы, бравурную музыку, короткие автоматные очереди. На улицах полно полицейских, сегодня они устраивают шоу на спортивной арене по случаю юбилея регионального главка. Величественная дата обретения самостоятельности Псковской областью (70 лет назад её выделили из состава Ленинградской) уже несколько дней широко празднуется разного рода силовыми структурами. Конторы посолиднее полиции облюбовали для своих вечеринок недавно реконструированный Псковский драмтеатр – в пятницу там гуляла ФСБ, сегодня – ФСО.

Но в полиции не все проводят субботу на торжественном мероприятии – следователь по делу о нападении на Шлосберга несколько часов опрашивает Лёшу Семёнова, и я терпеливо жду назначенной встречи. Наконец, корреспондент «Псковской губернии» приезжает на то же место, где прошлым вечером уговорился переговорить со Львом, и мы шаг за шагом, почти в режиме реального времени, пытаемся восстановить ход событий.

Алексей дотошно проводит меня с одной точки на другую: вот здесь он стоял, тут прошли показавшиеся ему в темноте подозрительными парни – крепкие, военно-спортивного сложения и немолодые. Каждый из них передвигался вроде бы сам по себе, отдельно, но шагали они в общем темпе и как будто с какой-то целью. Вот там, у угла дома на перекрестке, он заметил Льва, двинулся ему навстречу и вот здесь у крыльца окликнул его. И только в этот момент Алексей разглядел, что лицо Шлосберга чёрное – от крови и земли.

- Лев Маркович, кажется, не очень понимал, что происходит и что он делает, — рассказывает Алексей. – Он узнал меня и стал спрашивать, как я здесь оказался. Потом, как он оказался здесь, и эти вопросы он задавал постоянно.

Семёнов усадил Льва на скамейке автобусной остановки. Тут уже помогал оказавшийся рядом прохожий, который выступает теперь свидетелем по делу – он видел группу быстро уходивших людей, один из которых, как ему показалось, миновав уличные видеокамеры Сбербанка, снимал маску. Алексей вызвал полицию и, не дожидаясь приезда «скорой», отвёз Шлосберга в областную больницу на такси (к слову, водитель узнал пострадавшего и от платы за поездку отказался).

Сам Лев большую часть этих событий не помнит. В больнице он рассказал мне, что шел обычным маршрутом, по пути поговорил с женой по телефону. Между окончанием этого звонка и вызовом экстренных служб (телефон Алексея забарахлил, и он набирал «112» с мобильника Шлосберга) очень короткий промежуток, но что было в эти минуты и где именно произошло нападение – Лев восстановить не может.

По его воспоминаниям, ни на своем привычном пути, ни по сторонам он не видел ничего подозрительного, и первый мощный удар, сбивший с ног и выключивший сознание, был нанесен, вероятно, сзади. Полученные травмы свидетельствуют, что затем нападавшие били Шлосберга ногами по голове. Как он смог потом встать и дойти до места встречи – он не знает.

- У них не было цели убить, хотели лишь напугать, это же совершенно ясно, — считает Лев.

Я этой ясности как-то не ощутил. И атмосфера в городе, хоронящем своих солдат, действительно необычайно мрачная – это заметно и в лицах прохожих, и даже в том, что за сутки с небольшим в Пскове я нигде не услышал детского смеха на улицах.

Если же это и была акция устрашения, то, возможно, она предполагала и еще одну жертву. Уже после больницы и всех полицейских процедур Алексей Семёнов возвращался домой и обнаружил, что его поджидают непонятные фигуры. В час ночи (это в Пскове, где никакой вечерней жизни практически не существует) во дворе Алексея слонялись два крепких парня, еще кто-то сидел в припаркованной неподалеку машине и включил фары. Семёнов не стал подходить к своему подъезду, а вернулся на улицу и, обогнув дом, зашел с другой стороны. «Гости» по-прежнему кого-то высматривали с того угла, где Алексей появился минутой раньше. Журналисту «Псковской губернии» пришлось обратиться в полицию и попросить сопровождение. Впрочем, на каждый день сотрудникам независимой газеты охрану никто не выделит.

Лев Шлосберг пролежит в больнице не меньше недели. Полученные травмы оказались менее опасными, чем врачи предполагали вначале, но в серьезности сотрясения мозга сомневаться не приходится. А что дальше?

- Ну, как дальше? – переспрашивает Лев. – Я же заметный, понимаешь? Немножко остерегаться, по возможности пользоваться такси, чаще смотреть по сторонам. Мы ведь своими публикациями о гибели десантников попали не в Шойгу – попали прямиком в Путина.